Скрипка, или, как писали в то время, "скрыпка", продавалась в Петербурге различная: «На Невском проспекте, подле дома Строганова, в д. № 301 продаются скрыпки ценою от 2 р. до 5 рублей и от 15 р. до 25 рублей и дороже»; «В Меншиковом доме, который ныне принадлежит Демуту и находится в задней Конюшенной улице под № 221, у итальянского певца Тестори продаются лучших мастеров: как-то, Страдивариуса, Амати, Штейнера, скрыпки, альто, виоли и виолончели».
А в 1803 году уже вышло из печати «Основательное скрипичное Училище, сочиненное г. Моцартом». «Излишне было бы описывать изящность этой книги,— говорилось в извещении о продаже,— редкий знаток или охотник музыки, которому бы не известен был по сочинениям сей столь отличившийся в музыке муж, который написал сию книгу не из корыстолюбия, но единственно для пользы учителей и малоимущих охотников к учению, кои не в состоянии долгое время нанимать учителя. Польза сей книги двоякая: 1) учитель имеет в ней готовое показание ученику, 2) учащийся при малом первоначальном показании учителя руководством сей книги может усовершенствоваться и быть великим игроком скрипичным. А как оная книга при конце уже отпечатывается и в рассуждении нот и фигур стоит не малого иждивения, то и приглашаются охотники подписываться на оную: цена подписная 4 рубля. По окончании подписки цена возвысится».
А в 1808 году продавалась (уже за 35 копеек) «Азбука для скрипки». Вообще надо заметить, что руководств скрипичной игры издавалось значительное количество, они ходко шли на книжном рынке, выдерживая по нескольку изданий, что случалось в то время с очень немногими книгами. Так, в 1829 году вышла 2-м изданием «Скрипичная школа Роде, Вальоте, Крейцера», в 1835 году 3-м изданием «Скрипичный учитель, или Собрание для изучения на скрипке необходимых правил» и т. д.
Русские лютьеры появились сравнительно рано. «Возле Казанского моста в угольном доме г. Кусовникова у скрипичного лютьера Ивана Андреева продаются за весьма сходную цену по препоручению одной особы 2 скрипки, альт и виолончель итальянской работы».
Таким образом, русский лютьер сообщал не о скрипках своей работы, а о продаже по комиссии итальянских скрипок. Последние ценились: на русской скрипке, по мнению большинства, могли играть только ремесленник, дворовый, самоучки, но не артисты. А между тем в Петербурге с незапамятных времен Иван Андреевич Батов (может быть, вышеприведенное объявление относится к нему, фамилия у ремесленников пропускалась, довольствовались одним отчеством) делал скрипки, которые не уступали лучшим старинным итальянским скрипкам. Приводим описание жизни этого лютьера, составленное его современником — конечно, это описание страдает и преувеличением, и странной смесью напыщенности и сентиментализма в одно и то же время, но, несмотря на эти недостатки, оно все-таки очень характерно. Автор его «весьма удивился, услышав вдруг от одного из своих приятелей, что в бытность его в Вене, Липинский, этот другой Паганини, сказывал ему, что он приобрел в бытность свою в Петербурге русской работы скрипку, которую, к сожалению, уступил за весьма значительную цену одному любителю превосходных скрипок. Липинский изъявлял тогда пожелание приобрести снова подобную драгоценность и уверял, что после знаменитых итальянских скрипичных лютьеров, русский лютьер Иван Батов, конечно, занимает первое место».
Как характерны эти строчки, и не только для 1833 года, когда они писаны, но вообще для многих лет спустя. Оценивает русского лютьера поляк-скрипач, имя русского лютьера известно за границею, а русские люди, соотечественники этого лютьера, не знают даже о его существовании. Автор вышеприведенных строчек отправился разыскивать этого Батова. И опять знакомая картинка, столь родственная и нашей действительности: «Немедленно отправился на Караванную улицу, что от Садовой ведет на Невский проспект, в дом Куприянова, где чрез пребольшой двор добрался до темной лестницы, по которой взобрался в третий этаж, в квартиру, занимаемую инструментальным лютьером Иваном Андреевым Батовым» — так и подобает, русский лютьер — следовательно, он живет где-то на закоулке, к нему и не доберешься. И еще одна черточка: писатель 30-х годов, восхищающийся этим лютьером, называющий его «русским художником, превышающим современных иностранцев», не может все-таки забыть, что это русский ремесленник, а не дворянин, и дает ему сокращенное отчество, называет его «Андреев», а не «Андреевич». Это мелочь, но из таких мелочей и составлялось целое.
Как же Батов сделался скрипичным лютьером? Делаем опять выписку:
«Он был простым столяром, лет сорок пять тому назад, и случайно жил поблизости одного инструментального лютьера, который славился по Москве своим искусством; этого рода мастерство юному Батову понравилось; он упросил родителей своих отдать его к этому хозяину, и тогда-то в нем вполне пробудился сей талант; он только и спал и видел, что свое мастерство: говорил ли с кем, писал ли к кому, всегда примешивал несколько выражений скрипичного искусства; словом, он полюбил это дело с жаром не только молодого человека, но и человека, желавшего, алкавшего громкой славы, и для коего исполнение его помыслов было второю природою, необходимостью пищею! И как же он обрадовался, когда после многих трудов наконец в первый раз ему удалось гардировать скрипку, которая была одобрена мастером! Семь лет сряду Батов был учеником, впрочем лишь по названию, потому что он помогал хозяину, который видел в нем наилучшего своего содействователя. Оставив хозяйскую мастерскую, Батов сам обзавелся и начал делать инструменты, все по-прежнему с жаром добиваясь до возможного совершенства, какового наконец и успел достичь: Лафон к Роде, в бытность свою в Петербурге, куда Батов переселился в конце царствования императрицы Екатерины II, восхищали публику, и что же? — они играли на скрипках, гардированных Батовым. Знаменитый наш скрипач А.Ф.Л. [т.е. Львов] иначе не играет, как когда его превосходная черная скрипка работы одного из славных итальянских мастеров побывает в руках Ивана Андреева. В 1820 году Батов имел счастье поднести государю императору Александру Павловичу скрипку своей работы, которую государь велел взять за 2000 р., сказав с свойственною ему милостью, что инструмент сей стоит сей цены, и что он не дарит сии деньги, а именно платит по оценке знатоков. На бывшей в 1829 году выставке в С.-Петербурге все люди, знающие толк в превосходных инструментах, отдали полную справедливость вещам Батова, которому вследствие сего дана большая серебряная медаль для ношения на Анненской ленте. Батовские новые скрипки продаются от 300 до 500 рублей; старые же, т.е. давно сделанные, ценятся от тысячи до двух тысяч. Ромберг, играя однажды на виолончели работы Ивана Батова, никак не хотел верить, что этот превосходный инструмент был работы русского лютьера и, восхищаясь совершенством оного, говорил, что если б его древний итальянский виолончель когда-нибудь испортился или сломался, то он купит Батовский, не зная ничего лучше...»
После Хандошкина — талантливого русского скрипача, популяризатора народной песни, издавшего, например «Шесть русских песен на 2 скрипки с вариациями, сочинение Ивана Хандошкина»,— на концертной эстраде долгое время не выступало русских скрипачей, и лишь с середины 30-х годов среди различных иностранных знаменитостей начинают проскальзывать русские фамилии: Семенов, Дмитриев, Юзефович, Щепин, Н.Я.Афанасьев.
Любопытно проследить отзывы газет и журналов того времени с отношением публики: журналисты пропагандировали этих скрипачей по мере возможности, но петербургская публика оставалась холодною к этим русским артистам, предпочитая им тех, кто и не обладал таким талантом, как Афанасьев, но зато носил какую-нибудь немецкую фамилию, как например Кюн...
Струнами в первое время торговали специальные торговцы, приезжавшие из Италии. «Приехавший сюда недавно итальянец Франциск Кото Фабио в доме Шемякина близ Аничкова моста продает струны для скрипки, баса и арфы». Сохранились некоторые данные и о ценах, так, например, в 1772 году бунд скрипичных струн стоил 3 рубля. в 1773 году «в Гостином дворе, в Суровской линии, под № 126 в окошке» (в то время в Гостином дворе были не только лавки, но и окошки, т.е. из большой лавки отделяли каморку, в которой дверь в то же время была и окошком, покупатель, таким образом, не входил в лавку, он покупал с улицы, через окошко) продавались «струны басы, терции, секунда и квинта по 10 коп. штука, а целая связка уступалась за 2 р. 50 к.», впоследствии вместо указания на цены делалось общее указание: «за обыкновенную цену» или «за сходную цену».
Но вскоре приезжающие иностранцы сообразили, что гораздо выгоднее выделывать струны в Петербурге, где материал для них и дешевле и лучше, чем вывозить их из-за границы, платя таможенную пошлину. Инициатива в этом деле принадлежала англичанину И.Деберу; он в 1804 году уведомил петербургских музыкантов, что «И.Дебер, приехавший из Лондона, делает всякие римские скрипичные и арфные струны разных цветов на Галерной улице, д. № 216».
Затем долгое время снабжали музыкантов в Петербурге Фр. Гаутшильдт, его брат Аугустин Гаутшильдт и, наконец, вдова последнего. Мастерские изготовления струн располагались на Офицерской улице, вблизи Каменного театра, и в пересекавших Офицерскую улицу переулках.